1. Введение Актуальность, цели и задачи настоящего реферата будут определены следующими положениями. Окончание холодной войны стало завершением одной мировой трагедии и, увы, началом новых испытаний человечества, 50-летнее мировое противостояние по социально-идеологическому признаку, казавшееся всепоглощающей осью мировой политики, на самом деле было гигантской ширмой, за которой скрывались подлинные конфликты человечества.
Виделось, что крушение берлинской и прочих стен вызовет огромный прилив центростремительных сил. Но крушение двухполюсного мира вызвало, неожиданно для многих, не невольное магнетическое стремление к единому центру (разумеется, Западу), а как раз противоположное движение - к собственной цивилизации. Именно эти цивилизации стали сборными лагерями народов, а не ООН, не западная технологическая крыша. И то, что казалось универсализмом Западу, воспринималось империализмом другими.
"Неизбежной ценой универсалистских претензий стал двойной стандарт, - метко подметил американский политолог С.Хантингтон. - Демократия поощряется, но не в том случае, когда она приводит к власти исламских фундаменталистов; нераспространение ядерного оружия обязательно для Ирана и Ирака, но не для Израиля; свободная торговля подается эликсиром экономического роста, но не в случае торговли сельскохозяйственными товарами; гражданские права являются проблемой в отношениях с Китаем, но не с Саудовской Аравией; агрессия против богатого нефтью Кувейта встречает массированный отпор, но не агрессия против не имеющих нефти боснийцев". Возможно, Запад частично перенапрягся в ходе холодной войны, частично он следовал курсу, о котором ныне сожалеет. В частности, он необычайно помог "чемпиону Азии" Японии и создал центры современной технологии в других азиатских странах, представляющих почти противоположный по отношению к Западу цивили-зационный полюс. Помощь получили исламские страны и афганские моджахеды. Запад способствовал укреплению сил, которые за фасадом противостояния коммунизму укрепили собственные устои.
Шанс другим цивилизациям Запад фактически дал сам, изобретя конвейерное производство, убивающее как раз то, в чем он сам был так силен: самостоятельность, инициативность, индивидуализм, творческое начало в труде, поиски оригинального решения. Оказалось, что конфуциански воспитанная молодежь где-нибудь на Тайване не менее, а более приспособлена к новым обстоятельствам упорного труда. Шанс, данный Генри Фордом в Детройте, подхватила Восточная Азия, иная цивилизация, иной религиозный мир.
Вглядываясь в новый для себя посткоммунистический мир, Запад видит, что такие цивилизации, как восточноевропейская, латиноамериканская, индуистская, хотя и проходят определенную фазу самоутверждения, не проявляют очевидной враждебности по отношению к западной цивилизации и не пытаются демонстрировать своего превосходства над западной культурой. Но азиатские цивилизации - китайская, японская, буддийская и движущийся в этом смысле параллельно с Азией мир ислама - занимают все более жесткую позицию в отношении Запада. Как азиаты, так и мусульмане ныне, в конце 90-х годов, открыто утверждают свое превосходство над западной цивилизацией. На микроуровне основная линия спора пролегает между исламом и его православными, индуистскими, африканскими и западно-христианскими соседями. На макроуровне же главенствующая линия пролегает между мусульманским и азиатским обществами, с одной стороны, и Западом - с другой. Опасные схватки будущего возникнут, скорее всего, из взаимодействия западного высокомерия, исламской нетерпимости и китайского самоутверждения.
2. Влияние темпов экономического роста на складывающийся баланс сил между Европой и Азией
В последний раз Соединенным Штатам понадобилось 47 лет, чтобы удвоить свой валовой продукт на душу населения. Япония это сделала за 33 года, Индонезия - за 17, Южная Корея - за 10 лет. Китайская экономика росла в последние два десятилетия со скоростью 8%.
С точки зрения китайского правительства, все имеющие китайскую кровь азиаты являются как бы членами одного китайского сообщества. Согласно этой точке зрения, китайцы - те, кто принадлежит к одной расе, имеет одну кровь и вырос в одной культуре, т.е. карта китайского населения значительно превышает карту КНР. В эту зону входят китайцы Гонконга, Тайваня и Сингапура, китайские анклавы в Таиланде, Малайзии, Индонезии и на Филиппинах, некитайские по крови меньшинства Синьцзяня и Тибета, и даже "дальние конфуцианские родственники" - корейцы и вьетнамцы.
Фактом стало то, что экономическая и культурная жизнь региона начинает все больше вращаться вокруг китайской оси. Этому в высшей степени способствует влиятельная китайская диаспора. В 90-х годах китайцы составляют 10% населения Таиланда и контролируют половину его валового продукта; составляя треть населения Малайзии, китайцы-хуацяо владеют всей экономикой страны; в Индонезии китайская община не превышает 3% населения, но контролирует 70% экономики. На Филиппинах китайцев не больше 1%, и на них же падает не менее 35% промышленного производства страны. Китай явственно становится центральной осью "бамбукового" сплетения солидарной, энергичной, творческой религиозной общины, снова увидевшей себя "срединной империей". К 2020 г. Азия, по прогнозам Всемирного банка, будет производить более 40% мирового валового продукта. Для истории возвышения Запада это будет эпохальное событие. В любом случае в Восточной Азии создается центр, потенциально превосходящий классический Запад. Если у Запада есть Немезида, то ее зовут Восточная Азия, ибо это единственный регион, получающий шанс в начале XX1 в.
Недавно обозначившаяся самоуверенность Азии покоится на нескольких основаниях. Первое - феноменальный экономический рост. За 50 лет азиаты сумели сделать то, на что Западу понадобилось несколько столетий. Средний темп прироста ВВП азиатских стран превышает 6% в год, а у Запада он равен 2,7%. Через 20 лет среди шести величайших экономик мира пять будут азиатскими. Возглавлять мировой список (по прогнозу Центрального разведывательного управления США) в 2020 г. будет Китай с ВВП в 20 трлн. долл. На втором месте - США (13,5 трлн.), затем Япония (5 трлн.), на четвертом месте - Индия (4,8 трлн.), затем Индонезия (4,22 трлн.), Южная Корея (3,4 трлн.) и Таиланд (2,4 трлн. долл.). В азиатское развитие инвестируются огромные суммы. В 1980 г. прямые инвестиции в Восточную Азию составляли 1,3 млрд. долл., а в 1994 г. - 42,7 млрд. Общий поток капитала в этот регион в 1990-1994 гг. утроился и достиг 91 млрд. долл. Уже в начале грядущего столетия в Азии будут находиться 16 из 25 крупнейших городов мира. Именно в этом регионе в 1994- 1995 гг. были построены шесть (из семи построенных в мире) атомных реакторов.
Второе основание - впервые столь открыто проявившее себя представление о том, что азиатские религиозность и кулятура не только имеют равные права на уважение, но по многим стандартам выше западной, подошедшей к своему упадку. Внимательный наблюдатель отметит: представители Запада выше всего ставят права, представители Востока - обязательства; представители Запада - законы и контракты, представители Востока - решение, принимаемое по взаимному согласию, желательно на основе консенсуса. И солидарность окупается. На наших глазах получили признание такие ценности конфуцианства, как дисциплина, приверженность порядку, ответственность в семье, трудолюбие, коллективизм; они противопоставляются западному индивидуализму, более низкому уровню образования, неуважению старших и властей. По мнению многолетнего сингапурского премьера Ли Куан Ю, общинные ценности и практика восточноазиатов - японцев, корейцев, тайваньцев, гонконгцев и сингапурцев - оказались их большим преимуществом в гонке за Западом. Работа, семья, дисциплина, авторитет власти, подчинение личных устремлений коллективному началу, вера в иерархию, важность консенсуса, стремление избежать конфронтации, вечная забота о "спасении лица", господство государства над обществом (а общества над индивидуумом), равно как предпочтение "благожелательного" авторитаризма над западной демократией, - вот, по мнению восточноазиатов, слагаемые успеха сейчас и в будущем. Появились идеологи азиатского превосходства, уговаривающие даже Японию отойти от "порочной практики" западничества, выдвинувшие программу "азиатской Азии".
Третье - призыв к незападным обществам отвергнуть старые догмы. Англосаксонская модель развития, столь почитавшаяся в предшествующие четыре десятилетия как наилучший способ модернизации и построения эффективной политической системы, попросту не работает. Вера в свободу, равенство и демократию наряду с недоверием к правительству, противостояние властям, неуловимые сдержки и противовесы, поощрение конкурентной борьбы, священность религиозных игражданских прав, явственное стремление забыть прошлое и игнорировать будущее ради эффективности непосредственных результатов - все это противоположно мировосприятию масс незападного населения. Огромный развивающийся мир от Средней Азии до Мексики должен воспринять реально имитируемый опыт Азии: "Азиатские ценности универсальны; европейские ценности годятся только для европейцев".
Когда португальцы в 1999 г. уйдут из последней колонии Запада в Китае Макао, мир станет несколько иным, севороатлантическая зона получит полнокровного соперника. Китайцы станут равными американцам и европейцам в высоких советах, где принимаются решения о войне и мире. Новый мировой гигант уже сейчас смотрит на Запад безо всякой симпатии. В закрытом китайском документе 1992 г. говорилось: "Со времени превращения в единственную сверхдержаву США жестоко борются за достижение нового гегемонизма и преобладание силовой политики - и все это в условиях их вхождения в стадию относительного упадка и обозначения предела их возможностей". Президент КНР Чжао Цзыян заявил в 1995 г., что враждебные силы Запада ни на момент не оставили свои планы вестернизировать и разделить нашу страну". По мнению китайских лидеров, США пытаются "разделить Китай территориально, подчинить его политически и духовно, сдержать стратегически и сокрушить экономически".
Мировые военные расходы сократились между 1987 и 1994 гг. с 1,3 трлн. до 840 млрд. долл. Но эта мировая тенденция встречает противоположное движение в наиболее динамически развивающемся регионе мира - в Восточной Азии. Если Североатлантический блок за период 1985-1993 гг. уменьшил свои расходы на 10% (с 540 млрд. до 485 млрд. долл.), то восточно-азиатский регион за это же время увеличил свои военные расходы на 50% (с 90 млрд. до 135 млрд. долл.). Военные расходы Японии за 1987- 1994 гг. увеличились с 32,4 млрд. до 45,8 млрд. долл., Южной Кореи - с 7,9 млрд. до 11,5 млрд., Таиланда - с 2,3 млрд. до 3,8 мдрд., Малайзии - с 1,3 млрд. до 2,1 млрд. долл. Но, конечно, самый большой рост военных расходов произошел в Китайской Народной Республике. Начиная с 1991 г. КНР увеличивала свои военные расходы на 17% в год. Китай между 1988 и 1993 гг. удвоил военные расходы, доведя их, при оценке по официальному обменному курсу, до 40 млрд. долл. (а по реальной покупательной способности - до 90 млрд. долл.). Закупки у России истребителей Су-27, подводных лодок, ракет класса земля-воздух и большого числа танков еще более укрепили китайские вооруженные силы. Пекин изменил свою военную стратегию, переориентируя вооруженные силы с северного направления на южное, развивая при этом ВМС, планируя оснастить авианосцем, совершенствуя способности дозаправки своих самолетов в полете, покупая истребители современного класса.
Новая гонка вооружений в Восточной Азии объясняется, во-первых, китайским ирредентизмом, стремлением собрать воедино все земли и острова, которые когда-либо были в китайском владении. Речь идет о Гонконге, Тибете, Тайване и островах Южно-Китайского миря. Китай открыто выразил готовность применить военную силу для восстановления своих "попранных прав".
Вторая причина - религиозно-психологического свойства: представление о Китае как естественно доминирующей величине, обиженной в XIX в. Западом. "В Китае ожил, - отмечает Холлоран, - менталитет Срединного Царства, в котором другие азиаты видятся как существа низшего порядка, а представители Запада - как варвары .
К.Либерталь из Мичиганского университета полагает, что "китайские лидеры обратились к национализму, чтобы укрепить дисциплину и поддержать политический режим". И у правителей, и у интеллектуалов Китая складывается мнение, что после благожелательности 70-80-х годов в 90-е годы мир посуровел в отношении Китая, желание помочь в его развитии иссякло. Теперь Китай должен постоять за себя, и он может себя защитить после 200 лет унижений. Дэн Сяопин был своего рода гарантом китайской сдержанности, после него сторонники самоутверждения получают новый шанс. На нынешнем китайском политическом горизонте не видно фигуры прозападной ориентации, зато открыто проявляют себя сторонники жесткости. Такие действия американцев, как активизация вещания на радио "Свободная Азия", раздражают китайское руководство. На этом пути курсы США и Китая могут прийти в противоречие. Если, как пишет Холлоран, США считают своей базовой задачей в этом регионе "продвижение фундаментальных американских идеалов", то нетрудно представить себе нематериальную причину для столкновения.
Западные аналитики начинают сравнивать подъем Китая с дестабилизирующим мировую систему выходом вперед кайзеровской Германии на рубеже XIX-XX вв. Премьер Сингапура Ли Куан Ю оценил подъем Китая следующим образом: "Размеры изменения Китаем расстановки сил в мире таковы, что миру понадобится от 30 до 40 лет, чтобы восстановить потерянный баланс. На международную сцену выходит не просто еще один игрок. Выходит величайший игрок в истории человечества".
3. Союзники нового азиатского мира
Главный союзник нового азиатского мира во главе с Китаем - страны ислама, самоутверждение мусульманского мира. На протяжении почти 1000 лет, от высадки мавров в Испании до второй осады Вены турками, Европа находилась под угрозой ислама. Основой современного самоутверждения стало реализованное во второй половине XX в. практически полное приятие идей материального развития при одновременном отрицании западных ценностей и западных рекомендаций. Представитель Саудовской Аравии заявил: "Ислам для нас не просто религия, а образ жизни. Мы в Саудовской Аравии желаем модернизации, но не вестернизации". Подъем ислама осуществил новый средний класс совсем недавно, начиная с 70-х годов. Знаменем этого подъема стало новое "требование религии": работа, порядок, дисциплина.
Миллиардный исламский мир 20 лет назад начал это движение, охватившее огромный регион - от Марокко до Казахстана, от Индонезии до Кавказа. Во второй половине 90-х годов любая из стран, где преобладает ислам, была уже другой (в политическом и культурном отношениях). Она была значительно более исламской. Явлением стала радикализация молодежи и интеллектуалов. Лучшее объяснение, которое может дать западная социология, это то, что "ислам предоставил достойную идентичность лишенным корней массам". Миллионы вчерашних крестьян, утроивших население гигантских городов исламского мира, стали его ударной силой. Ислам стал функциональной заменой демократической оппозиции авторитаризму христианских обществ и явился продуктом социальной мобилизации, потери авторитарными режимами легитимности, изменения международного окружения. Мы определяем происходящее как "столкновение цивилизаций - возможно иррациональная, но безусловная историческая реакция на древнего соперника - наше иудейско-христианское наследие, наше секулярное настоящее и мировую экспансию обоих этих явлений. Хантингтон полагает, что "причина столкновения таится, по крайне мере частично, в негостеприимной природе исламской культуры и общества в отношении западных либеральных концепций".
Численность мусульман достигнет 30% земного населения к 2020 г. В Западной Европе уже живут 13 млн. мусульман. Две трети эмигрантов, направляющихся сюда, происходят из арабского мира. На Западе как бы оказывается авангард незападного мира. Речь идет прежде всего о 20 млн. иммигрантов первого поколения в США, 16 млн. - в Западной Европе, 8 млн, - в Канаде и Австралии. Большинство из них пришли не из западных обществ. В Германии живут 1,7 млн. турок; в Италии преобладают выходцы из Марокко, Туниса и Филиппин; во Франции - 4 млн. мусульман. В США половина обосновавшихся иммигрантов - из Латинской Америки и почти 35% - из Азии, причем эти иммигранты практически не поддаются ассимиляции, сохраняя свой язык, религию и культуру. В определенном смысле это плацдармы будущего межцивилизационного выяснения отношений. В США, согласно официальным данным, между 1995 и 2050 гг. доля неиспаноязычных белых в общем населении страны уменьшится с 74 до 53%, а доля испаноязычных увеличится с 10 до 25%; доля чернокожих американцев повысится с 12 до 14%, а азиатов - с 3 до 8%.
И правительства Запада уже ощущают эту иммиграцию как десант. Генеральный секретарь НАТО в 1995 г. охарактеризовал исламский фундаментализм "по меньшей мере, столь же опасным, как и коммунизм". Во Франции Ж.Ширак обозначил свою позицию недвусмысленно: "Иммиграция должна быть остановлена полностью". В Германии правительство добилось пересмотра статьи XVI конституции (о праве на убежище), в результате чего число иммигрантов, приехавших в страну, за один год уменьшилось в четыре раза. В Англии М.Тэтчер в 1980 г. ограничила число новоприбывших 50 тыс., в 1994 г. в страну было допущено лишь 10 тыс. человек. Вся Западная Европа фактически закрыла двери перед неевропейскими иммигрантами. В США власти пытаются бороться с 4 млн. незаконных иммигрантов. Конгресс ограничил число въездных виз с 800 тыс. до 550 тыс., отдавая предпочтение малым семьям (что автоматически "бьет" по латиноамериканским и азиатским большим семьям). Иммиграция стала главным политическим вопросом в США и западноевропейских странах.
Оказавшиеся геополитическими союзниками мусульмане и китайцы проявили вполне ожидаемую склонность к сотрудничеству во всех без исключения сферах. При этом Китай выступил главным арсеналом противостоящих другим цивилизациям сил внутри разделенного мусульманского мира. За период между 1980 и 1991 гг. Китай продал танков Ираку 1300, Пакистану - 1100, Ирану - 540, За это же время Ирак получил от КНР 650 бронетранспортеров, а Иран - 300. Число проданных Ирану, Пакистану и Ираку ракетных установок и артиллерийских систем: 1200, 50, 720; Пакистан и Иран получили соответственно 212 и 140 самолетов-истребителей, 222 и 788 ракет земля-воздух. Китай помог Пакистану создать основу своей ядерной программы и начал оказывать такую же помощь Ирану. Между Китаем, Пакистаном и Ираном, собственно, уже сложился негласный союз. И основа этого союза, заметим, антивестернизм. "Конфуцианско-исламский союз, - приходит к выводу Г.фуллер, - может материализоваться не потому, что Мухаммед и Конфуций были против Запада, но потому, что эти культуры предлагают способы выражения обид, вина за которые частично падает на Запад - на тот Запад, чье политическое, военное, экономическое и культурное доминирование все более ослабевает в мире".
Китай может рассчитывать на политически и культурно близкую КНДР; все более благожелательным становится Сингапур, Малайзия явно дрейфует в китайском направлении, Таиланд готов проявить лояльность по отношению к новой силе в Азии. Во второй половине XX в. Запад может рассчитывать на Индонезию, Австралию и, может быть, Вьетнам, старающиеся сохранить нынешний баланс (осенью 1995 г. Индонезия и Австралия подписали оборонительное соглашение).
4. Реакция Запада на происходящее в Азии
Осознает ли Запад гигантские пропорции происходящего? Никто в мировой истории не отдавал мировую монополию без борьбы. Запад начинает более внимательно следить за системой религиозных и межгосударственных отношений в Азии, за возникающими здесь новыми технологиями, привлекает к себе азиатский интеллектуальный капитал. Две крайние точки обозначили себя среди американских наблюдателей азиатского экономического броска. Одна вместе с Дж.Несбитом утверждает, что "происходящее в Азии безусловно является самым важным явлением в мире. Модернизация Азии навсегда переделает мир. За риторикой о "тихоокеанском веке" на Западе нет подлинного понимания великого поворота мировой истории, того, что подъем Азии лишает Запад монополии на мировое могущество. Сильный буддистский Китай неизбежно бросит главный вызов Соединенным Штатам и остальной международной системе.
Представители осторожной точки зрения (скажем, П.Кеннеди) призывают не драматизировать ситуацию, считая, что Азии понадобится еще очень много лет для посягательства на мировое лидерство и Запад сумеет подготовиться к решающему выяснению отношений:- "Из 2010 г. экстраполяция нынешних тенденций роста Азии будет выглядеть столь же глупой, как и страхи 60-х годов относительно советского индустриального превосходства".
В практическую плоскость встает вопрос о том, какую цену готов заплатить Запад, чтобы предотвратить китайскую гегемонию в Азии. Представители жесткой линии считают, что у Вашингтона отсутствует перспективное видение отношений США с гигантом Востока, что "администрация Клинтона не смогла с должным вниманием воспринять рождение Китая как сверхдержавы", что США должны противостоять Китаю в главных спорных (для Китая) пунктах - в Тибете и в Южно-Китайском море.
Школа политического реализма в США безоговорочно утверждает, что для создания подлинного баланса невероятной мощи Запада все его наличные и потенциальные противники должны будут сплотить свои силы. "Если Соединенные Штаты желают предотвратить китайское доминирование в Восточной Азии, они должны будут пересмотреть соответственно свой союз с Японией, развивать военные связи с другими азиатскими нациями, увеличить свое военное присутствие в Азии и увеличить возможности перемещения своих вооруженных сил на азиатском направлении. Если Соединенные Штаты не хотят противодействовать китайской гегемонии, они должны отказаться от своего универсализма, научиться сосуществовать с этой гегемонией, смириться со значительным сокращением своей способности определять ход событий на противоположной стороне Тихого океана... Величайшей опасностью для США было бы отсутствие ясного выбора и втягивание в войну с Китаем без тщательного анализа того, соответствует ли это американским национальным интересам, и без тщательной подготовки к эффективному ведению этой войны", -утверждает Хантингтон.
Формирование в Вашингтоне стратегии сдерживания Китая было бы самой большой ошибкой американской внешней политики, так как даст дополнительный шанс националистическим, милитаристским силам на китайской политической арене. Сотрудничество же с Китаем позволило бы США еще долгое время содержать значительный воинский контингент в Азии, сдерживать стремление Северной Кореи обзавестись ядерным оружием, дало бы американскому бизнесу шанс участвовать в грандиозном экономическом развитии Китая. Мировая торговля, нераспространение ядерного оружия, защита окружающей среды, осуществление таких операций, как посылка военных контингентов в регионы вроде Боснии или Ирака, зависят так или иначе от дружественности Китая.
Какая линия выйдет вперед и станет определяющей во внешней политике Запада - жесткая, умеренная или стремящаяся к компромиссу с новой Азией, должно показать скорое будущее, поскольку ритм азиатского развития феноменален и Запад должен определить свою позицию.
Вторым по значимости в Азии (с геополитической точки зрения) после быстрого подъема Китая обстоятельством является феноменальное религиозно-культурологическое и экономическое развитие Японии. ВВП этой страны в 1996 г. достиг 4,6 трлн. долл. - самый большой в регионе, второй в мире.
У Японии в 1995 г. был огромный военный бюджет в 53,8 млрд. долл. и превосходно оснащенные вооруженные силы в 240 тыс. человек. Отметим, что в 1992 г. японский парламент позволил вооруженным силам страны осуществлять миротворческие акции за пределами японских островов. Японские подразделения были направлены в Камбоджу, Мозамбик и Руанду.
Создается довольно странная ситуация: США обязуются быть гарантом безопасности своего самого свирепого конкурента, у которого (в отличие от США) бюджет находится в полном порядке. Эта определенно неестественная ситуация будет еще более осложняться по мере создания в Китае и Северной Корее ракет, способных уничтожить японские города. Ситуация примет новые очертания в случае объединения Кореи. С 75-миллионным индустриальным гигантом Токио вынужден будет искать новый тип отношений. В этом случае статичные американские войска мало что значат. Размещенные и в Южной Корее, и на Окинаве, они превращаются в зрителей огромной азиатской трансформации. Таково вероятное будущее оси американо-японских отношений в этот наступающий исторический период, когда Токио все более будет нужен Вашингтону, но уже не против Москвы.
Итак, вместо ожидаемой католико-протестантской гегемонности мир обратился в 90-е годы к тем основам, которые Запад, не переставая, крушил со времен Магеллана. Удивительная вера Запада в то, что демократически избранные правительства обнаружат непреодолимую тягу к сотрудничеству с ним, пришла в столкновение с реальностью: самый наглядный пример этому - современный Алжир (равно как Турция и Пакистан). "Надежды на тесное межцивилизационное партнерство, - писал С.Хантингтон, - такое, как ожидавшееся в отношениях России и Америки, не реализовывались". Демократические процессы в незападных обществах все более превращаются в катализаторы "обращения к национальным глубинам".
В предстоящие десятилетия подъем Азии и ислама приведет к гигантскому смещению на геополитической карте мира. XXI век будет определяться новыми расовыми и культурными силами. На протяжении нескольких столетий миром правили белые европейцы и американцы, представители иудейско-христианской традиции. Они вскоре должны будут признать в качестве равных себе желтых и коричневых азиатов, приверженцев буддизма, конфуцианства, индуизма и ислама.
Главенствующая тенденция - впервые за 500 лет планируемое отступление Запада. Временный ли это поворот самосохраняющихся мировых религиозных конфессий или найдется планетарная гуманистическая идеология, объемлющая этноцивилизационные различия? Этот вопрос будет так или иначе разрешен в ближайшие годы. Но уже сейчас достаточно ясно, что впереди не бесконфликтное получение мирных дивидендов после холодной войны, а серия жестких конфликтов, затрагивающих органические основы существования. Если относиться к ним с прежними мерками и искать однозначно классическое северо-атлантическое решение, то можно вместо эры общечеловеческих ценностей вступить в полосу планетарной разобщенности.
Для России такая ситуация таит как потенциальные опасности, так и новые возможности. При любом варианте развития событий в силу характера своего географического положения, особенностей своей культуры, религиозного и этнографического состава она может оказаться вовлеченной - даже против своей воли - в ситуацию потенциального противостояния. При этом оба складывающихся мировых полюса объективно заинтересованы в привлечении на свою сторону России.
При неблагоприятном для Запада развитии событий, активном формировании независимого центра с отчетливо проявившимся сепаратным курсом логично было бы предположить стремление Запада заручиться в будущем дружественностью России, постараться сделать ее своим официальным или фактическим союзником и, возможно, в известной мере форпостом наблюдения и воздействия как в бассейне Тихого океана, так и на северо-востоке Евразии. Нельзя исключить и возможности того, что внутренняя эволюция в России, определенное недовольство расширяющим свой военный арсенал Западом, сужающийся выбор внутреннего развития и внешней дружественности, могут привести к тому, что Китай и его партнеры будут во все более возрастающей степени рассчитывать на Россию как на потенциального партнера. Заметим, что объем внешней торговли России и Китая за последние годы увеличился существенно, нарастает, и весьма значительно, в отличие от стагнации на западном направлении, интенсивный товарообмен в приграничных районах двух стран. Объективно говоря, если Запад проявит недальновидную жесткость в вопросе военного охвата прежних российских союзников, заблокирует пути к реальному компромиссу в вопросе о расширении Североатлантического блока за счет восточноевропейских стран, то на сторону сторонников укрепления "евразийского противовеса" встанут и прежде сугубо прозападные силы. России может угрожать участь оказаться "между молотом и наковальней". Пока открыты все возможности, но при продолжении уже обозначивших себя тенденций необходимость определения выбора будет проявляться все более настойчивей
5. Заключение, библиография
С тех пор, как было прорублено «окно в Европу», общественное мнение и настроения политической элиты России колебались между полюсами западничества и славянофильства. Один из таких моментов переживаем мы и сейчас. В середине 80-х, когда перестройка начала поднимать «железный занавес», у нас с редкостным энтузиазмом воспринимались лозунги «взаимозависимого мира», «глобальной безопасности», «общеевропейского дома», «общечеловеческой цивилизации». Теперь многими эти понятия употребляются не иначе как с иронией. Их критикуют не только правые и левые радикалы, но нередко и здравомыслящие центристы. Политика, исходящая из этих понятий, объявляется в лучшем случае плодом иллюзий и самообмана, в худшем - диверсией и капитулянтством.
Конечно, в подобных домыслах много от корыстных расчетов различных политических сил. Но они отражают и растущее сомнение в правильности курса на сближение с Западом. Ничто не воспринимается так болезненно, как обманутые ожидания. Рассуждают примерно так: «Мы всей душой пошли навстречу Западу, отпустили союзников по Варшавскому Договору, согласились на воссоединение Германии, ввели у себя парламентскую демократию и рыночную экономику. А что получаем взамен? Россию похлопывают по плечу, но отказывают в режиме наибольшего благоприятствования, не принимают в Совет Европы, подводят НАТО к самым ее границам, не считаются с ее интересами на Балканах, препятствуют православным процессам в СНГ. Хотят разграбить наши природные и интеллектуальные ресурсы, сделать не равноправным, а младшим партнером преуспевающего атлантического альянса» и т.д. и т.п.
Подобным чувствам разочарования и оскорбленного религиозного, национального достоинства вполне отвечает концепция так называемого евразийства. Суть ее в том, что Запад всегда был и останется враждебным к России. Он никогда не примет ее в свое лоно, да и ей самой такая перспектива грозит утратой самоидентичности. Поэтому связи с Европой следует уравновесить развитием связей с Азией (или даже отдать предпочтение последним). А главное - исходить из того, что Россия представляет собой целостную цивилизацию, особый религиозный и культурно-исторический тип, который не может быть частью ни Запада, ни Востока, а призван сыграть роль моста между ними.
Таков смысл «евразийской» идеи (разумеется, в самом общем виде), к которой склоняются сейчас многие интеллектуалы в поисках стратегии национального развития. Идея эта не остается лишь предметом академических дискуссий, она уже переносится в программные документы политических партий, влияет на решение практических международных вопросов.
В какой-то мере это неизбежно: эйфория завышенных надежд на то, что снятие «железного занавеса» сразу же поставит нашу страну в ряд преуспевающих западных государств, должна была раньше или поздне улетучиться. Положительная сторона отрезвления в том, что страна больше будет надеяться на собственные силы, без чего невозможно ее возрождение; что евразийская концепция в нынешней ее интерпретации разумно оберегает наши международные связи от перекоса в одну сторону, ориентирует их на все азимуты, в том числе - на весьма перспективные и пока еще в ничтожной мере используемые возможности сотрудничества с буддистскими и исламскими странами в Азиатско-Тихоокеанском регионе.
Но можно ли говорить о будто бы исторически предопределенной несовместимости и даже враждебности российской православной и западной католико-протестантской цивилизаций?
Одна из причин того, что Россия вновь начинает ощущать себя осажденной крепостью, заключается в политике, проводившейся НАТО после окончания «холодной войны». Там поддались соблазну использовать наше ослабление для укрепления своих геополитических позиций. Но за отношением западных государств к интеграции России в мировые структуры стоят не одни геополитические мотивы и пресловутая патологическая враждебность к «русскому медведю». Осторожность с их стороны во многом объясняется нестабильной политической обстановкой в России, глубоким экономическим кризисом, криминальным беспределом. Страны СНГ сейчас тяжело больны, и даже те, кто им сочувствует, предпочитают дождаться выздоровления, прежде чем идти на полное сближение.
Однако консилиум отечественных мудрецов, собравшийся вокруг «больного», вместо рекомендаций лечиться советует, по сути дела, гордиться своим заболеванием, упирая на то, что «мы не такие, как все». Да, не такие. Но то же могут сказать о себе все народы, подчеркивая свою специфику. И сохранение этих качеств не является препятствием для формирования общечеловеческой цивилизации, которая с каждым годом принимает все более зримые очертания. Обособиться от нее, замкнуться в своих переживаниях, воспоминаниях о былом могуществе - значит превратить недомогание в хроническую болезнь и еще больше отстать от «поезда».
Говоря же об особой роли России в мире, о функции моста между европейской и азиатской цивилизациями, уместно задаться вопросом: хотят ли воспользоваться этим мостом и с той, и с другой стороны? Чтобы и вправду сыграть такую роль, нужно, чтобы и на западном, и на восточном берегу тебя уважали по крайней мере не меньше, чем друг друга. А это уважение измеряется не прошлыми заслугами, а вполне прозаическими вещами, характеризующими современную цивилизацию,- высокими технологиями, экологичностью производства, развитой сетью коммуникаций, бытовым комфортом и т. д.
Выбор, который реально стоит перед всеми странами СНГ, отнюдь не сводится к дилемме «демос или религиозность», «капитализм или социализм», «сохранить своеобразие или пожертвовать им», «согласиться на второстепенный статус или претендовать на статус супердержавы». Речь идет о выборе между консервацией нынешнего образа жизни (с неизбежным возрождением «занавеса», пусть на этот раз «бархатного») и модернизацией страны, ее решительным и бесповоротным вступлением в мировое сообщество.
Никто не гарантирует нам места в первых рядах. Но главное не в том, чтобы быть принятыми в ту или иную престижную международную организацию, а в том, чтобы достичь передового уровня развития. Ту же Японию после войны никто не вводил за ручки в клуб избранных наций. Она достигла этого упорным, настойчивым трудом и оригинальными нововведениями, позволившими стране занять неповторимое место в мировом бизнесе. Японцы не кричали на каждом перекрестке, что они великая держава, а дождались такого момента, когда все остальные вынуждены были признать, что это так.
Смысл понятий типа Запада или Востока, имевших символическое значение в XIX веке, в наше время существенно трансформировался. С первым сегодня ассоциируется все то, что характеризует нынешнюю техническую цивилизацию (с этой точки зрения, например, Южная Корея относится к «Западу», а Северная - к «Югу»). И совершенно очевидно, что все большее число стран пополняет ряды «Запада», что это магистральный путь развития человечества.
Смысл перестройки заключался в том, чтобы повести нашу страну по этому пути. Однако этот исторический поворот наткнулся на огромные препятствия. От того, удастся ли их преодолеть, зависят судьбы демократии в России; равно как от устойчивости этой демократии зависят место и роль России
Источник: http://www.xserver.ru |
